Не будите спящую выхухоль - Наташа Труш

Да, так вот, с хозяйством Алла Михайловна худо-бедно справлялась, и даже если окна к Пасхе оставались не помытыми, не переживала и на жизнь не жаловалась.

Более того, поработав лет пять после выхода на пенсию в своем техникуме – Алла Михайловна преподавала историю народных промыслов реставраторам в будущем, а в настоящем – неучам и обалдуям, она поблагодарила руководство учебного заведения за все хорошее, и уехала на заслуженный отдых с легким сердцем и новеньким чайным сервизом синего с золотом кобальта на заднем сидении автомобиля.

Пенсия у Аллы Михайловны была не очень большая, но ей хватало: были у нее кое-какие сбережения, сохранившиеся после мужа – полковника в отставке. Причем, Алла Михайловна умудрилась так крутить эти сбережения, что они в лихие годы не пропали, а даже преумножились. Она давала деньги под хороший процент своему племяннику-бизнесмену Игорю, который ни разу ее не обманул. А когда все утряслось более или менее, она доверила деньги банку, и раз в год получала проценты от вклада. Да и племяннику не жалела, если он просил ссуду. Знала, что не обидит. Одним словом, на «черный день» у Аллы Михайловны было кое-что. От дочки Алиски денег не брала, и каждый раз пыталась ей сама всучить пару сотен за продукты, которые она ей привозила.

Вернувшись в последний раз из своего техникума, где, как ей казалось, ее знания никому были не нужны, Алла Михайловна слегка всплакнула о прежних хороших временах, и решила, что у нее начинается жизнь новая, и прожить ее Алла Михайловна собиралась интересно.

Первое, что она сделала, это была новая модная стрижка – ассиметрия с колорированием. Когда Алиса увидела маманю с косо срезанной гривой волос, переливающихся почти всеми цветами радуги, она чуть не подавилась. Потом присмотрелась и сказала:

– А что… Симпатично! Молодец, мамуля!

Мамуля засияла. Она, сказать по совести, немного сомневалась в том, что вот такой авангард на голове не сделает ее смешной. Но Алискиному вкусу она доверяла, и осталась довольна собой: стало быть, есть еще порох кое-где!

И она тут же огорошила дочку еще раз:

– Лиса! Я лечу в Париж!

– Куда?! – Алиса снова едва не подавилась: одна новость похлеще другой будет.

– В Париж! На десять дней. По путевке. Ты же знаешь, я мечтала…

Это Алиса знала: мать мечтала побывать в Париже, но мечтала как-то не активно, что ли. Говорила при этом: «вот как-нибудь когда-нибудь…» И Алиса думала, что мечты эти так и останутся мечтами. Так у многих бывает. А маманя еще и прижимистая в этих вопросах была. Вот тряпку какую, шубку там, или сапожки – это она с радостью приобретала. Любила покрасоваться. А чтобы вот так, вбухать приличную сумму в путешествие – этого Алла Михайловна Максимова себе позволить не могла.

И вдруг решилась. И сразу в Париж.

Она приехала оттуда совсем другой. И два раза в год стала устраивать для себя путешествие туда, куда хотела. Это было для нее признаком свободы, к которой она стремилась.

– Хочу не по телевизору увидеть то, что порой снится, а своими глазами, как Сенкевич или Крылов! Или этот еще, как его, ну, который на лодке через океан!!!…

– Федор Конюхов.

– Точно! Вот, еще, как он!

– Ма, ну, на лодке через океан, как Конюхов, это все-таки ты загнула!

– Ну, на лодке, может быть, и загнула, но, насколько мне известно, он и без лодки попутешествовал не мало! А к слову можно еще и Тура Хейердала вспомнить! – смеялась Анна Михайловна.

– Ну, можно и его! Поняла я: тебе лавры знаменитых путешественников спать не дают!

– Да не лавры, Лис! Просто, и в самом деле хочется мир своими глазами увидеть, хотя бы чуть-чуть…

Но это было раньше. А потом ей вдруг захотелось жить другой жизнью. В глубине души она давно стала бабушкой, и безумно желала иметь внуков. Ну, или хотя бы одного внука. Или внучку. Но внуками и не пахло. У Лисы со Стасом детей не было. Алла Михайловна несколько раз намекала дочери, что неплохо было бы им провериться, походить по врачам. Алиса кивала, мол, «непременно». С зятем вообще разговоров на эту тему Алла Михайловна не вела: бесполезно было, он все и всегда решал сам. Да, похоже, и не очень хотел детей. Нет, как говорится, и не надо.

Ему-то что!!! Не успели они с Алисой расстаться, как он тут же новой семьей обзавелся. Подружки-нюшки, которые, сидя на лавочке во дворе, знают все про всех, донесли Алле Михайловне, что зятя ее кто-то где-то видел в парке с коляской. Вот это-то очень сильно подкосило Аллу Михайловну.

Алиса не знала, что отсутствие внуков является предметом главных переживаний матери. От нее, конечно, не укрылось, что мама сдала, погрустнела. Да еще и хворать стала как-то странно: у нее все сыпалось из рук. В буквальном смысле. Возьмет банку с огурцами – банка вдребезги, только огурцы скачут по пятнистому линолеуму. Да что банка! Даже более легкие предметы не держались в ее руках.

– Дожила! Лиса, что ж это такое-то? Как будто сил совсем нет, удержать ничего не могу!

– Мам! Ну, витамины надо пить. И к врачу сходи!

– Да хожу я к врачам, да только толку от этого… Она, врач наш, меньше меня знает. Я ей рассказываю, что чувствую, а она мне: «А как Вы думаете, что это у Вас?» Так что я уж лучше сама. Помажу, да помассирую.

Но ни массажи, ни натирания не помогали. Боли не было, но и сил не было. И Алла Михайловна все чаще стала ловить себя на мысли, что ей ничего не хочется. Утро начиналось скучно, и скучно день протекал, капали минуты до вечера, с наступлением которого Алла Михайловна думала о том, что прожит еще один день. Ну, прожит, и ладно. Сколько их еще осталось, таких пустых дней?

– Мама! Что за настроения?! – ругалась Алиса, когда Алла Михайловна делилась с ней своими не очень радостными мыслями.

– Мне почему-то стало скучно жить… – Алла Михайловна грустно чертила треугольники на салфетке.

– Ну, съезди куда-нибудь!

– Не хочу! Да и не могу… Знаешь, какие-то странные ощущения у меня: руки не поднимаются, силы в них нет, устаю. Ну, куда ехать с такими руками? Я уже и пол помыть не могу…

Алиса внимательно посмотрела на мать. Она и в самом деле изменилась сильно – видно не вооруженным глазом.

– Мам, ну, давай съедемся. Будем жить в одной квартире, тебе станет полегче.

– А тебе?

– А что мне?

– А тебе как будет житься со мной? Я ведь меньше всего хочу обузой стать.

Алла Михайловна таким голосом это сказала, что у Алисы в горле запершило. Так бывает, когда слезы подкатывают внезапно.

– Мам, ну, какая обуза? Ты о чем? Мы с тобой вполне можем выменять хорошую «двушку». У тебя будет своя комната, у меня – своя. А кухня будет общая, там будем смотреть телевизор и пить чай. Ну, соглашайся!

– Лис, ну, ты так резко! Это ведь все обдумать надо…

– Так обдумаешь! Ты принципиально реши сейчас, а потом уже детали будем обдумывать.

Алиса всегда считала, что главное в любом деле – это решение в голове. Стоит его принять, и все потихоньку начинает складываться, словно чемодан к отпуску. А пока нет решения, все это как мечты о Париже: может быть да когда-нибудь.

– Принципиально… Ну, если ты хочешь, и если я мешать твоей жизни не буду, то считай, что принципиально я решила – давай!

После принятого решения Алиса заметила, что настроение у Аллы Михайловны слегка изменилось. Она повеселела, хоть еще было, как говорится, ни коня, ни воза. А еще она стала потихоньку собирать вещи. Часами она перебирала книги. Те, что собиралась взять в другую жизнь, аккуратно перевязывала бечевкой, и ставила стопочки в угол. Те, что уже не были никому нужны, и те, что случайно пылились на стеллажах, она выносила к мусоросборнику, но не выкидывала в бак, а складывала у помойки – пусть разбирают!

Потом они определились с будущим районом проживания. Решили, что Алиса должна бросить свою Гражданку и переехать на Юго-Запад: Алла Михайловна привыкла к этому месту, к поликлинике по прописке, да и к тому, что ее приятельницы живут поблизости.

Надо сказать, что эта мысль – съехаться по-родственному, Аллу Михайловну окрылила. Она хоть и ощущала по-прежнему страшную усталость, но к ней вернулась былая активность, и она снова стала следить за играми «Зенита», и если не ездила на стадион, то уж у телевизора высиживала все матчи, и «болела» по полной программе – с пивом, дикими воплями и любимым матерным словом в адрес соперника.

Вот только ездить на машине ей стало как-то не комфортно. Да и куда ей ездить было? Магазин – на первом этаже дома, поликлиника – в соседнем доме, а в парк лучше пешком прогуляться, воздухом подышать. Это хоть какая-то активность! Но иногда ей очень хотелось, чтобы все вернулось, ну, хоть годков на пять назад, чтобы еще не было семидесяти! Она-то хорошо помнила, как восторженно смотрели на нее другие водители. Видят, что не девчонка за рулем, и не бальзаковского возраста дама, а весьма почтенного. Но ведь не уступает никому! Рулит! Да еще и как!